Фридрих Рейнхольд Крейцвальд * Friedrich Reinhold Kreutzwald
Сироткин жёрнов | Vaeselapse käsikivi |
---|---|
Бедная девочка, у которой умерли родители, осталась одна на целом свете, словно беззащитный ягнёночек. Отдали ее на воспитание злым, бессердечным людям. Здесь единственным ее другом был хозяйский пес Кранц, которым девочка иногда делилась корочкой хлеба. С утра до вечера приходилось сиротке вертеть тяжелый жернов, размалывая муку для хозяйки. Стоило девочке хоть на ми нуту остановить жернов, чтобы перевести дух, как хозяйка оказывалась тут как тут со своей дубинкой. К вечеру руки у бедняжки были точно деревянные, но никому до этого не было никакого дела. За тот кусочек хлеба, что дают сиро там из милости, они должны платить хозяевам потом и кровью. Один бог на небесах слышит жалобы сирот и считает слезы, которые катятся у них по щекам. Однажды, когда девочка по обыкновению вертела тяжелый жернов, плача от обиды на злую хозяйку, которая оставила ее утром без еды, к дому подошел хромой, одноглазый нищий в рваной одежде. Но на самом деле это был вовсе не нищий, а знаменитый финский мудрец, который оделся нищим, чтобы никто его не узнал. Присел он на порог, пристально поглядел на девочку, вертевшую жернов, затем достал из своей котомки кусочек хлеба и, протягивая его ребенку, сказал: « Обед еще не скоро, возьми кусочек хлеба, он подкрепит тебя.» Сиротка принялась грызть сухую корку, которая показалась ей слаще булки, и сразу же почувствовала силу в руках. |
Üks vaene vanemateta tütarlaps oli kui lambatall järele jäänud ja õelasse peresse kasvandikuks saanud, kus tal muud sõpra ei olnud kui perekoer Krants, kes mõnikord vaeselapse käest leivakoorukesi sai. Tütarlaps pidi hommikust õhtuni perenaisele käsikivil jahvatama, ja kui väsimust puhates kivi tal mõnikord seisma jäi, oli malk kohe kihutajaks lapse kannul. Õhtul olid vaeselapse käed kui puunotid tuimad, aga kes sellest hoolis. Palukese, mis vaestelelastele armust antakse, peab suurem osa enamasti vere ja higiga perevanemaile tasuma. Jumal üksi taevas kuuleb vaestelaste ohkamisi ja loeb nende silmapisaraid, mis palgeid mööda alla veerevad. Ühel päeval, kui meie nõder tütarlaps jälle rasket käsikivi ümber ajas ja väga nukras tujus oli, et perenaine ta hommikul söömata oli jätnud, tuli sinna lonkur ühe silmaga sant näruses riides. Aga ta ei olnud päris kerjaja, vaid kuulus Soome tark, kes enese sedapuhku sandiks oli moondanud, et rahvas teda ei tunneks. Sant istus ukselävele, vaatas teraselt lapse rasket tööd, võttis palukese leiba oma kaelakotist, pistis lapsele suhu ja ütles: «Lõuna on veel kaugel, võta pisut leiba keha karastuseks.» Vaenelaps näris kuivanud palukest, mis magusam kui sai maitses. Ta tundis sedamaid jõudu kätes kasvavat. |
- У тебя, бедняжки, поди, руки устают всё время вер Девочка недоверчиво взглянула на старика, словно хотела узнать, всерьез ли он спрашивает или насмехается. Но лицо у нищего было ласковое и серьезное, поэтому девочка ответила: Нищий велел девочке рассказать ему о своем житье-бытье. Когда сирота кончила свой печальный рассказ, старик вынул из котомки старый платок, дал его девочке и сказал: Девочка поблагодарила старика и спрятала платок за пазухой. А нищий отправился своей дорогой. Вечером, ложась спать, сиротка сделала все так, как научил ее старик: обвязала голову платком и со слезами произнесла заветные слова, хотя и не надеялась, что они сбудутся. Зато в этот вечер девочка заснула с легким сердцем. Едва она закрыла глаза, как к ней явился удивительный сон. Он унес сиротку в дальние края, где с нею приключилось немало чудес. В конце концов она очутилась в глубоком подземелье. Может быть, это была и преисподняя - так здесь все было жутко и странно. Ворота, ведущие в подземелье, были открыты настежь, а вокруг - ни единого живого существа. Девочка пошла дальше и вдруг слышит шум, точно где-то работает огромный жернов. Робкими шагами направилась она в ту сторону и вскоре увидела амбар, а в нем - большой ларь, из которого слышался гул камней. Ларь был так тяжел, что девочке не под силу было ни поднять его, ни сдвинуть с места. Пройдя еще чуть-чуть, она увидела конюшню, там у кормушки стоял белый конь. Внезапно девочке пришла в голову хорошая мысль: вывести лошадь из конюшни, впрячь ее в сундук и увезти его. Девочка так и сделала - привязала лошадь веревками к ларю, сама уселась на крышку и, погоняя коня длинной хворостиной, понеслась к дому. |
Sant ütles: «Sul vaesel võivad käed küll väsinud olla ühtepuhku rasket kivi ümber ajades?» Tütarlaps vaatas kahtlevalt vanataadi silmi, nagu oleks tahtnud tunnistada, kas küsimine tõsi või pilkamine pidi olema; ja kui ta näo lahke ja tõsise leidis, siis kostis ta: Sant käskis lugu pikemalt rääkida, et ta lapse elu põhjani tundma saaks. Kui vaenelaps jutu oli lõpetanud, võttis vanamees kotist rätikuräbala, andis lapsele ja ütles: Vaenelaps pistis rätikuräbala põue ja tänas anni eest vanameest, kes sedamaid oma teed läks. Õhtul magama heites tegi vaenelaps, nagu sant teda oli õpetanud: sidus rätiku pea ümber ja ohkas silmaveega soovisõnu, ehk tal küll enesel palju lootust ei olnud. Ta uinus kergema südamega magama kui muidu. Kaetud silmade ette tuli kentsakas unenägu, mis tütarlapse pikale teele rändama viis, kus mitu imelikku juhtumist sündis. Viimaks jõudis ta sügavale maa alla, mis ehk põrgu võis olla, sest kõik näis kole ja võõras. Õueväravad seisid laiali, kus ühtki elavat looma liikumas ei nähtud. Edasi minnes tõusis mürin, nagu oleks käsikivi jahvatamas. Vaenelaps kõndis argsel sammul mürina poole edasi, kuni ta aida ulualt suure kirstu leidis, kust seest kivimürin ta kõrvu kostis. Lapse jõud ei võinud kirstu liigutada, veel vähem paigast tõsta. Seal nägi ta tallis sõime küljes valget hobust ja mõnus mõte tuli talle sedamaid pähe: hobune tallist võtta, köiega kirstu ette rakendada ja sedaviisi kirst ära viia. Ta tegi mõtted tõeks, pani hobuse köitega kirstu ette, istus ise kirstu kaanele, võttis pika vitsa kätte ja hakkas tuhatnelja kodu poole kihutama. |
Проснувшись на другое утро, девочка вспомнила чудесный сон. Ей казалось, что все это произошло с ней наяву и что она и впрямь приехала домой на крышке ларя. Огляделась она вокруг и вдруг видит - ларь подле кровати стоит. Вскочила девочка с постели, взяла мешочек ячменя, который не успела вечером смолоть, высыпала зерна в отверстие на крышке ларя, и - вот чудо! - камни тотчас же пришли в движение. Вскоре в мешочке оказалась готовая мука. Для сиротки настали счастливые времена. Волшебный жернов в ларе перемалывал все, сколько ему ни дай, и у девочки только и было работы, что сыпать зерно да выбирать из ларя готовую муку. Крышку ящика она никогда не открывала - старый нищий строго-настрого запретил это делать, сказав: «За это ты поплатишься жизнью». Вскоре хозяйка догадалась, что молоть зерно сиротке помогает волшебный жернов, и стала думать, как бы вы гнать девочку из дому, а вместо нее заставить работать ларь, - ведь его не надо было ни кормить, ни поить. Но сперва хозяйке хотелось разузнать, что лежит в ящике и где скрывается чудесный мельник. Любопытство не давало женщине покоя ни днем ни ночью, ей хотелось во что бы то ни стало разгадать тайну ларя. Однажды воскресным утром хитрая женщина велела сиротке собираться в церковь, сказав, что сама управится по хозяйству. Девочка удивилась - так ласково хозяйка с ; ней никогда еще не разговаривала, - однако с радостью на дела чистую сорочку, лучшее из своих стареньких платьев и побежала. Хозяйка стояла на пороге и смотрела вслед девочке пока та не скрылась из виду, потом принесла из амбара мешочек зерна и высыпала его на крышку ларя, думая, что ларь сразу начнет молоть. А ларь и не думал молоть. Лишь когда горсть зерна попала в отверстие в крышке, камни за вертелись. С превеликим трудом женщине удалось приподнять тяжелую крышку. Наконец щель расширилась на столько, что женщина смогла заглянуть внутрь. Да вот несчастье! - из ларя вдруг вырвался сноп огня, и хозяйка за пылала, словно клок пакли. Осталась от нее вскоре лишь горстка пепла. Когда через несколько лет овдовевший хозяин захотел снова жениться, он подумал о том, что сиротка стала взрослой девушкой и за невестой далеко ходить не надо. Свадьбу сыграли скромно и тихо, соседи вечером разъехались по домам, отправились спать и молодые. На другое утро, войдя в амбар, молодая хозяйка увидела, что ящик с жерновом исчез и никаких следов вора нигде не осталось. Сколько ни искали ящик, сколько ни расспрашивали, попадался ли он кому на глаза, - так по сей день ничего не узнали. Сон принес из-под земли волшебный ларь с жерновом, сон, как видно, чудесным образом и обратно унёс. |
Teisel hommikul unest ärgates tuli tähtis unenägu talle meelde, mis nii elav näis, nagu oleks ta tõesti kirstu kaanel tüki maad sõitnud. Silmi laiali sirutades nägi ta kirstu oma ees, aseme kõrval. Asemelt karates võttis ta kehikutäie otri, mis eile õhtul jahvatamata jäänud, puistas terad auku, mille kirstu kaanelt leidis, ja vaata rõõmsat imet: kivid hakkasid sedamaid mürisema! Natukese aja pärast oli valmis jahu kotis. Nüüd oli vaeselapsel hõlpus põli. Salakivi kirstus jahvatas, mis talle anti, ja tütarlapsel ei olnud suuremat vaeva, kui viljateri pealt sisse puistata ja jahu alt välja võtta. Kirstu kaant ei tohtinud ta iial lahti teha, - sant oli selle kindlasti ära keelanud, öeldes: «See oleks sulle surmaks!» Perenaine sai mõne aja pärast märku, et kirst jahvatusel vaeselapse abimees oli. Ta hakkas salanõu pidama, tütarlast majast ära ajada ja jahvatamiskirstu tema asemele võtta, mis süüa ei tahtnud. Esiteks tahtis ta jahvatava kirstuga ennast ligemalt tutvustada, et näha saaks, kus imelik jahvataja seisab. Himu kihutas naist ööd ja päevad ega andnud talle kuskil mahti, enne kui ta saladust tundma saaks. Ühel pühapäeva hommikul käskis ta vaeselapsel kirikusse minna ja lubas ise koduhoidjaks jääda. Seesugust lahket lubamist polnud vaeselapse kõrv enne veel kuulnud. Ta pani rõõmuga puhta särgi selga ja paremad hilbud ümber, siis ruttas ta kirikuteele. Perenaine vahtis nii kaua ukselävelt talle järele, kuni tütarlaps ta silmist kadus, siis võttis ta aidast kehikutäie viljateri, puistas need kirstu kaanele, et kirst jahvatama hakkaks. Aga kirst ei teinud seda. Vast siis, kui pihutäis vilja kaane auku pandi, hakkasid kivid tööle; siiski oli naisel palju vaeva ja tööd, enne kui raske kirstu kaane pealt jõudis kangutada. Viimaks läks kirstu kaas niikaugelt praokile, et eideke silma sisse usaldas pista, - aga oh õnnetust: elav tuluke kargas kirstust välja ja sütitas perenaise põlema, nagu oleks ta takukoonal olnud. Temast ei jäänud muud üle kui kamalutäis tuhka. Kui hiljemini leskmees teist naist tahtis võtta, tuli tal meelde, et kasvandik vaenelaps juba inimese-ealiseks oli jõudnud ja seepärast tarvis ei olnud kaugemat kosjateed ette võtta. Pulmad peeti vaiksel kombel ja kui naabrirahvas õhtul koju oli läinud, läks ka mees noorikuga magama. Teisel hommikul leidis noorik aita minnes, et kirst käsikiviga öösel aidast ära oli kadunud ega mingit jälge vargast nähtavale polnud jäänud. Ehk küll igalt poolt otsiti, ligemalt ja kaugemalt kuulati, kas kuskil kadunud asja inimeste silma oleks tõusnud, siiski ei ole tänapäevani sest midagi nähtud ega kuuldud. Imelik käsikiviga kirst, mille ükskord unenägu maa alt välja toonud, võis niisama imelikult sinna tagasi olla läinud. |