Фридрих Рейнхольд Крейцвальд * Friedrich Reinhold Kreutzwald
Лопи и Лапи | Lopi ja Lapi |
---|---|
Неподалеку от деревни, в убогой лачужке жил бедный бобыль со своей женой. Мужа звали Лопи, а жену Лапи. Им словно на роду было написано жить в нищете: за какое бы дело они ни взялись, все у них шло прахом. В молодые годы дал им бог и деток, но все они умерли и не осталось у родителей опоры в старости. Словно два высохших пня, сидели муж и жена каждый вечер на лежанке; порой из-за пустяков закипала у них в сердце досада, они принимались ссориться и браниться. А ведь каждый знает, что, затеяв ссору, человек часто пытается свалить вину на другого или обвинить его в том, в чем тот ни сном ни духом не виноват. Поэтому во время перебранок можно было слышать от Лопи такие слова:“Посчастливилось бы мне найти жену получше - худо ли было бы жить на свете? Я, может, богатым человеком стал бы...“ Но Лапи была куда бойчее на язык, чем муж: скажи он одно слово, а она ему в ответ десять, а то и двадцать. Поэтому если муж заводил такую речь, как мы только что пересказали, то дальше первых слов ему двинуть не удавалось. Лапи сразу же начинала кричать: |
Ükskord elas kehv vabadik naisega tüki maad külast eemal üksikus hurtsikus. Mehe nimi oli Lopi, naisel jälle Lapi. Näis, kui oleksid mjlemad viletsusepõlve jaoks sündinud, sest ükski asi ei läinud nende käes edasi. Nooremas põlves oli jumal neile ka lapsukesi andnud, aga neist ei jäänud ühtainustki ellu, kes vanemaile vanusetuge oleks võinud anda. Kui kaks kuivanud kändu istusid mees ja naine iga õhtu ahjupingil, kus nende süda vahest tühjast asjast paisus ja tüli toas tõusis. Nagu igamees ise teab, püüab inimene tüli puhul enamasti oma süüd teise peale veeretada ja mitu korda ka seal, kus midagi inimlikku kurjust asju rikkumas ei olnud, seda inimese süüks arvata. Nõnda kuuldi tüli puhul sagedasti Lopi suust sõnu:«Oleksin õnnekorral parema naise saanud, mis siis viga elada, ma võiksin täna rikas mees olla.» Aga Lapil olid jõudsamad keeletiivad, mis, kui mees ühe sõna oli rääkinud, kohe kümme ja kakskümmend vastuseks andis. Seepärast, kui mees ülalräägitud jutuotsa kord joonele oli seadnud, ei saanud ta iial hakatusest kaugemale, vaid Lapi lõugutas kohe vastu: |
И так лились ее речи без конца, точно вода в ручье, пока муж иной раз не затыкал ей рот кулаком. Сидели однажды вечером муж и жена на лежанке у реки и по обыкновению ссорились, как вдруг в комнату во шла женщина в роскошном наряде. Увидев ее, Лапи сразу умолкла, а Лопи опустил занесенную было руку. Гостья ласково поздоровалась с хозяевами и сказала: Сказав это, женщина попрощалась с хозяевами и быстро выскользнула из комнаты. Лопи и Лапи, забыв о своей ссоре, молча смотрели на дверь, в которую вошло это чудо, а затем скрылось. Наконец муж сказал: Но хотя у стариков было в запасе целых три дня, они полночи не спали и все думали, какие бы желания назвать. О, какой мир и тишина царили в избушке все эти дни. Лопи и Лапи словно переродились: они разговаривали между собой ласково, каждый заглядывал в глаза другому, стараясь угадать, чего тому хочется, и исполнить это желание. Однако большую часть дня муж и жена молча сидели в углу, раздумывая, чего бы пожелать. |
Ja nõnda jooksis lahtipääsenud jutuoja veel kaua edasi ega lõppenud mitu korda enne, kui mees rusikaga prundi suule ette vajutas. Nõnda istus ühel õhtul jälle hurtsiku paarisrahvas riieldes-ahjupingil, kui uhke saksavärki riides naisterahvas üle läve tuppa astudes naise keeleveskit äkitselt peatas ja mehe vinnatõmmatud käe jälle paigale pani. Võõras ütles, kui ta oli pererahvast lahkelt teretanud: Seda öeldes jättis uhke naisterahvas jälle jumalaga ja läks siis lipsti! uksest välja. Lopi ja Lapi, kes tüli olid unustanud, vahtisid nüüd sõna lausumata üksisilmi ukse peale, kust ime oli tulnud ja kuhu ta oli kadunud. Viimaks ütles mees: Aga ehk neile küll kolm päeva mõtlemise aega oli lubatud, siiski kulutasid nad enam kui poole ööd juba täna mõtete koormas ja hakkasid arvama, missugune kõige parem võiks olla. Oh seda kallist rahu, mis nüüd kolm päeva järjest hurtsikus elas! Lopi ja Lapi olid nagu teiseks loodud, rääkisid teineteisega lahkesti juttu ja üks püüdis ikka teise tahtmist juba silmist ära tunda ja seda täita. Suurem jagu päeva istusid mõlemad sõnata nurgas ja pidasid soovimise nõu. |
На третий день после полудня Лопи отправился в деревню, где в то утро закололи свинью и сейчас, наверное, уже варили колбасу. Лопи захватил с собой из дому котелок с крышкой и хотел попросить у соседки немного навара от колбасы, чтобы сварить в нем вечером капусту. Лoпи полагал, что если человек хорошо поест, то и мысли ему в голову придут хорошие. Вернувшись домой, он поставил на огонь котел с капустой, чтобы ужин поспел вовремя. Вечером, когда настал час назвать желания вслух, муж и жена сели за стол, на котором дымилась миска с капустной похлебкой. Отведав ложку-другую вкусного кушанья, Лапи сказала с довольным видом: И вдруг - бац! - с потолка на стол упала длинная колбаса. Муж и жена были так напуганы этим подарком, что им и в голову не пришло сразу приняться за колбасу. Лопи понял, что первое желание уже исполнено, и это его та раздосадовало, что он закричал во все горло: Но бедный мужичок не смог от испуга договорить, а колбаса уже висела у Лапи на носу, да так, будто росла с одного корня с носом. Что теперь делать? Два желания пропали зря. И, кроме того, у Лапи был теперь такой диковинный нос, что она не решилась бы показаться людям на глаза. У мужа и жены, правда, оставалось в запасе еще одно желание, и если бы толком подумать, можно было бы все устроить по-хорошему. Но у бедной Лапи в эту минуту не было иного желания как избавиться от колбасы, поэтому старуха и высказала его вслух. И в тот же миг колбаса исчезла. Теперь все три желания были названы, но Лопи и Лапи по-прежнему остались бедняками, и пришлось им, как раньше, жить в убогой лачуге. Долго ждали они, не появится ли еще раз чудесная гостья, да так и не дождались. Кто не умеет вовремя поймать нежданное счастье и удержать его, тот теряет его навсегда. |
Kolmandal päeval pärast lõunat läks Lopi külla, kus sel hommikul siga oli tapetud ja vorstipada parajasti tulel võis olla. Ta võttis kodunt kaanega vitsiku kaasa ja tahtis naabri-perenaiselt natuke vorstivett paluda, kus sees ta õhtul kodus kapsapäid keedaks. Lopi mõtles, kui kõht hea roaga täidetud on, siis tulevad inimesele kohe paremad mõtted pähe. Koju jõudnud, pani ta kapsapaja tulele, et söök õigel ajal õhtulauale saaks. Kui nüüd õhtu ja soovide avaldamise tund kätte jõudsid, auras kapsaleeme-vaagen laual. Mees ja naine istusid söögilauda, kus nad soovima pidid. Said nad mõned lusikatäied magusat leemekest suhu ja kõhtu pandud, ütles Lapi lahke meelega: Patsti! kukkus toa laest suur vorst keset lauda. Mees ja naine olid natuke aega kingituse üle nõnda ehmatanud, et neil meelde ei tulnud kohe vorsti otsast kinni hakata. Lopi märkas, et vorstiga esimene soovimine täide oli läinud, ja see vihastas teda nõnda, et ta täie suuga hüüdis: Aga vaene mehike ei saanud ehmatusest enam rääkida, sest vorst rippus juba Lapil nina otsas; mitte enam vorsti kombel, vaid kui ninaga ühest juurikast kasvanud tükk. Mis nüüd teha? Kaks soovi oli tuulde läinud, pealegi veel viimane naise nina nii imelikuks loonud, et ta muu rahva silma ette ei usaldanud astuda. Siiski üks soov oli veel ütlemata ja sellega võisid nad targal kombel kõik heaks moondada. Aga vaesel Lapil ei olnud sel silmapilgul paremat soovi meeles, kui et ta oma nina pika vorsti kütkest jälle lahti saaks, seepärast nimetas ta soovi, ja vorst oli tuulde kadunud. Nüüd olid kõik kolm soovi otsas ja Lopi ja Lapi pidid jälle kehval viisil nagu ennegi hurtsikus elama. Küll ootasid nad tüki aega kena naisterahva teistkordset tulekut, aga kallis võõras ei tulnud enam. Kes kogemata õnne kohe sabast ega sarvest ei oska kinni võtta J a kinni pidada, see on selle kaotanud. |